Прокурор Светлана Павленко: «Всю вину всегда беру на себя»

Сейчас она руководит Череповецкой межрайонной природоохранной прокуратурой, с ее принципиальностью столкнулись многие, кто хотел нарушить закон. Но прежде всего Светлана Павленко женщина — умная, с чувством юмора, добрая, заботливая. И в разговоре с ней постоянно чувствовалось, что она сожалеет, что ее работа вынужденно отняла так много времени от семьи…

О родителях

 — Так получилось по жизни, что ни мама, ни папа нигде за меня не хлопотали. То есть то, чего я достигла, я совершенно сознательно делала сама. Когда было совсем трудно, я высказывала им эту обиду. Родители, как я всегда говорила, были «настоящими коммунистами» и все отдавали работе. Возможно, поэтому и на меня с братом не хватало времени. Мама была математиком в школе, потом директором. Но если вечером мне нужна была помощь в приготовлении уроков, мама говорила: «Нет, делай сама». Учитель русского языка в школе почему-то считала, что сочинения мне пишет мама. Но это, конечно, было не так.

Мой отец любил, чтобы во всем был порядок, и сам меня к этому приучал. Он говорил: если у тебя стол завален, это не значит, что ты завален работой. Стол должен быть чистым — взял документ, поработал с ним, убрал на место. И стремление к порядку он мне привил с детства. Был у нас даже график дежурства по дому.

В первом классе я хотела завести собаку, очень мечтала о ней. Мне надо было овчарку: ведь это серьезная, милицейская собака. Я видела себя следователем, представляла, как я бегаю с овчаркой, ищу преступников. Это были такие совершенно детские мечты. И просила папу: купи мне собаку. Он сказал: хорошо! …И купил мне аквариум с рыбками. И говорит: теперь только ты ответственна за их жизнь и обещай мне заботиться о них. Если с ними что-то случится, если ты их бросишь, я тебе больше никогда не доверю жизнь живого существа. И у меня с первого класса началась личная ответственность. Вплоть до того, пока я не вышла замуж, у меня были рыбки — тринадцать аквариумов, в квартире ими все было заставлено.

Одновременно я разводила кактусы. И они у меня цвели! Ответственность во всем у меня с детства. Сейчас на даче очень много цветов. Я люблю ими заниматься, и они радуют, все растут, цветут…

О работе следователем

 — Как получилось, что вы пошли работать в прокуратуру?

 — Мой дед работал в милиции. А тетя была следователем в ОБХСС, вышла на пенсию подполковником. Она меня практически за ручку в 17 лет и привела в прокуратуру работать секретарем. Но я и сама еще в школе хотела поступать в юридический. Хотя и не понимала раньше, чем отличается следователь милиции от следователя в прокуратуре. Потом единственное, где хотела работать, — следствие. Привлекала романтика, ответственность за жизнь других людей. И когда дело дошло до реальных расследований — не разочаровалась.

Конечно, в первый раз боялась увидеть труп. А когда выехала в дежурные сутки, то совершенно спокойно отнеслась к виду мертвого тела. Старшие коллеги мне всегда говорили: бояться надо живых, а не мертвых. И представляете: труп вдруг задышал! Оказывается, когда начинаешь трогать, из легких, бывает, выходит воздух. Никакой брезгливости или страха не было, все уходит на второй план, остается только работа, и воспринимаешь все это как просто некий исходный материал. Конечно же, заставить сердце и мозг не испытывать стресса невозможно. Вообще, чувствуешь кайф от профессии. Кажется, что все тайны тебе подвластны.

Я очень старалась, одновременно училась быть профессионалом, читала литературу, изучала психологию и т. д. Только вот не любила вскрытие. Но все же довольно часто приходилось присутствовать и при этом. А самое страшное, когда ночью высаживают из дежурной машины и идешь домой одна. Кажется, вот тут-то и притаился преступник. И постоянно, постоянно людская «грязь», горе.

А однажды я потеряла голову трупа. Помню, что лично ее привозила на экспертизу, а найти не могут. У меня истерика, слезы, а там следствие идет. Все, думаю, хана мне. К счастью, нашли голову и экспертизу провели как положено. Но эти три дня до сих пор в памяти. В принципе, психологи говорят, что следователем возможно работать не более пяти лет, иначе могут появиться различные отклонения и т. д.

Когда сейчас вспоминаю про работу в следствии, кажется, что все так легко и просто было. Ни прокурор, ни заместитель, никто не вмешивался в мою работу. Потом, когда уже уходила, зампрокурора признался мне: если он затруднялся, что с делом делать и какая перспектива у него, он всегда отдавал его мне. Объяснил, что делал так, потому что я всегда во всем разберусь, по полочкам расставлю и найду решение, конечно, самое правильное. Потом он извинялся за это, так как был момент, когда хотела уйти. Не понимала, почему именно мне так тяжело даются в расследовании дела.

Светлана Павленко. В годы работы в череповецкой прокуратуре.

 — Как снимаете стресс, психологическое напряжение?

 — Здесь должно быть особое отношение к жизни и к работе. Нужно любить людей. Раньше по-разному, сейчас на даче, на природе. А вообще всегда хотела спать.

 — Знаю, что на оперативные выезды, где были убийства, вы отправлялись даже во время беременности…

 — Да, я работала, что называется, до последнего. В декретный отпуск не отпускали. Ездила и на убийства, на трупы, всякое безобразие. Врач во время моей беременности говорил, что будущему ребенку нельзя все это видеть. Я только отшучивалась.

Но если не зацикливаться на этом, то все нормально. Даже некоторые мужчины на следствии не выдерживали, уходили. Но, повторюсь, когда относишься ко всему просто как к работе, концентрируешься, то для тебя это становится легче. Понимаешь, что все должна сделать качественно, хорошо и не думать об ужасах.

 — А по ночам эти ужасы не снились?

 — Было, картинки перед глазами стояли. Как художественный фильм. Ведь все откладывается в памяти. Места в городе воспринимаешь уже с точки зрения своей работы, едешь по Череповцу и видишь только: тут было убийство, тут нашли труп, тут…

 — Долгое время вы были единственной девушкой в мужском коллективе следователей прокуратуры. Ощущали повышенное внимание со стороны мужчин?

 — Естественно ощущала. Но я поставила себя так, что и речи об этом не было, это мешает работе. Я замужем была уже. И мужчины в прокуратуре существовали для меня только как коллеги. Мы дружили. А ребята назвали меня «мама Света», хотя были и не младше меня. Вообще, работать и общаться легче с мужчинами. Можно, например, говорить прямо и открыто о каких-то вещах, быстро договориться, подмениться без проблем.

А в общении — при мне старались не ругаться матом, но были, конечно, моменты, как без этого. С женщинами общаться сложнее из-за сплетен, зависти. Я росла среди братьев, из-за этого восприятие жизни и женщин несколько другое. Иногда даже была готова подраться, если что. Все негативные моменты, присущие женщинам, я старалась из себя изжить. Все, что есть негативное женское — жеманство, слезливость, истерики, — не люблю. Дур не люблю.

Вообще все, что есть отрицательное в женщине, я старалась в себе притушить. Сплетен не люблю, никаких обсуждений, пакостей друг другу. Всегда за открытое отношение. Понервничали, поругались, но не надо унижений друг друга и подлости. Но все равно коллеги-мужчины относились ко мне как к женщине, могли помочь и по работе, и даже в жизни.

В рабочем кабинете Светланы Павленко

 — Не могу не спросить вот о чем. Вы работали под руководством легендарной Тамары Гурняк в бытность ее прокурором города. Какие остались воспоминания об этом?

 — Сначала я была у нее секретарем. Но я училась и знала, что в дальнейшем во что бы то ни стало буду следователем. Тамара Павловна — очень сильная женщина, хотя сама женщин недолюбливала. О таких говорят, что сама себя сделала. Она очень начитанная, умная и даже хитрая. Она «держала в руках» весь город. Она умела так повернуть ситуацию, как надо ей. Она держала коллектив в кулаке, знала про всех все.

Я наблюдала за ее манерой общения: как она разговаривает с тем или другим человеком и почему она это так делает. Было очень интересно. Я ее очень уважала. А она мне, хотя я и работала секретарем, очень доверяла, и я была почти оперативный сотрудник: она мне поручала писать различные документы, я с ней была на всех совещаниях, готовила протоколы. Что только я не делала!

Я училась у нее быть руководителем, наблюдала, как она ведет себя в публичных местах, как выступает на телевидении, как ведет себя в политике. Лично я политику очень не люблю, но в моей работе она присутствует, и всегда приходится думать, как и что говорить и вообще говорить ли об этом. И Тамара Павловна многому научила меня в этом смысле. Можно сказать, что она даже где-то тиранила меня, строжила. Но я ей все равно благодарна.

 — Как так?

 — А может быть, если бы она не была так строга, то я бы не научилась выживать, не научилась отстаивать свою точку зрения. Поначалу неоднократно говорила мне, что следователем я не буду. Почему? Потому что женщина. Она не терпела конкурентов. Поэтому мне постоянно приходилось доказывать обратное. Бывало такое, что я и разрыдаюсь, но она не любила слезы, ее это раздражало. Поэтому я тоже не люблю, когда кто-нибудь пытается добиться чего-то через слезы, и пресекаю это.

О перспективах

 — Три года назад вам присвоили звание полковника. До генерала дослужитесь?

 — Не знаю, хватит ли здоровья и сил. А вообще, почему бы нет. Будет ротация, будем решать — перевод в другую область, либо возглавлять другую прокуратуру, либо вышестоящую.

 — Есть ли вообще генералы-женщины в природоохранной прокуратуре, или вы будете первой?

 — Есть. Солдатова Вера Анатольевна — мой руководитель. В должности генерала 12 лет. Вообще, это уникальный случай. Пока она единственный генерал. Это сложно, серьезно.

О подчиненных

 — Как предпочитаете, чтобы к вам обращались подчиненные?

 — По имени-отчеству — Светлана Леонидовна. Без званий.

 — Каким начальником вас считают?

 — Не спрашивала никогда. Задумываюсь, может, я в чем-то перегибаю. Конечно, они обсуждают. Работаем, и неплохо, в команде. Своих подчиненных всегда пытаюсь поддержать. С молодыми подчиненными, которые только институт окончили, общаюсь как с детьми. Могу подшутить, а могу и поругать, заставить переделать. Сама по себе считаю, я неплохой руководитель. Всю вину всегда беру на себя, никогда не подставляла. Потом — да, могу высказать подчиненным.

Хотя, естественно, нужна и жесткая рука, потому что коллектив необходимо держать, чтобы добиться каких-то результатов. К тому же у нас коллектив маленький, и мы должны быть единой командой. Если говорить об оперативных сотрудниках, то вместе со мной это четыре человека. Плюс секретарь, водитель и уборщица. И они в одной команде. По нагрузке мы на первом месте среди волжских прокуратур. Кстати, и по качеству работы тоже. Каждый год ребята у нас поощряются вышестоящей прокуратурой.

Старший сын Николай

О семье

 — Чем занимается ваш муж?

 — Он рабочий на «ФосАгро-Череповец». Арвидас у нас и мама, и папа, и домохозяйка. Он гордится мною, помогает всегда, дает мне правильные, жизненные советы, установки и поддержку. Ему было и тяжело в свое время, но тем не менее терпит меня. Я как могу стараюсь быть и хорошей женой, и матерью.

На семью не хватало времени. Из-за этого с мужем «разводились» каждую неделю. Когда решили пожениться, я его познакомила со всем коллективом, возила на дежурства, чтобы не было потом претензий никаких. Я открыла ему глаза на свою работу. Показала, чем занимаюсь, как себя веду. Он это принял. Но все равно, я же понимаю, что ему меня очень не хватало. Я и выходные практически все на работе. Однако порядок дома — это обязательно, даже если еле-еле приползаю с работы. Пусть в ущерб своему сну, но порядок всегда наведу и поесть приготовлю.

 — Знаю, что у вас двое сыновей.

 — Да. Младший, Арунас, учится в 8-м классе. Он серьезно занимается баскетболом: у него есть мечта попасть в NBA. У него гражданство Литвы и России, так как папа литовец. Бабушка в Литве оставила Арунасу недвижимость, и по законам этой страны он может иметь ее гражданство. С другой стороны, сын хочет, помимо как баскетболистом, стать и элитным военным.

Старший, Николай, отучился на юриста, а сейчас служит в армии. Службу проходит в училище связи. Когда вернется, то, думаю, для начала должен поработать в прокуратуре, там самая хорошая практика. Если понравится, то дальше пойдет.

Бывало, и с детьми приходилось на работу ходить, когда некуда было их девать. С бабушками не могла оставить — они работали. Старший всегда говорил: «Как мне мамочку жалко». Иногда жалею: я все время посвятила работе, вот дети уже выросли, а я еще их и не натискалась…

О даче

 — Дача — это моя отдушина. Мне нравится сесть за столом на свежем воздухе, пообщаться с любимыми и близкими людьми свободно, не думать в этот момент о работе. Раньше я и на выходных могла доделывать что-то, что не успела на работе. Теперь — все! Но только в выходные и в летнее время. Я уезжаю на дачу и отвлекаюсь от всего. Я научилась на отдыхе забывать про работу. Хотя это было тяжело, почти невозможно.

Ведь утром, как только я встала, уже думала про то, что предстоит сделать. Муж говорит: с тобой невозможно, ты как только встала — уже на работе. Тебя спрашиваешь о чем-то, а ты уже ничего не слышишь, не видишь, ты уже на работе. А я действительно уже не дома. И даже забота о детях по утрам ложится на папу. Но на даче для меня кайф! Я там все делаю своими руками, и мой мозг отдыхает.

Обо всем

 — Приходилось ли вам серьезно воевать с сильными мира сего?

 — Были моменты, когда и угрожали, и звонили из министерства, говорили, мол, уймите там своего прокурора. Но меня-то все равно гложет: как так, не по закону же! Я пыталась все равно добиться, другими способами, но законными. И добивалась. Скажу по секрету. Так хотела, чтобы предложили взятку. Думала, на сколько оценят. Не состоялось за всю жизнь. Были у нас и к правительству области иски заявлены. Но я никогда не видела, не ощущала давления на себя ни при Позгалеве, ни при Кувшинникове. Они всегда понимали мою работу. Каждый год по жалобам меня и семью проверяют с ног до головы.

Я всегда молодым ребятам, приходящим работать в природоохранную прокуратуру, говорю, что здесь денег не заработаешь, богатым не станешь. Нужно отдаваться работе, отдавать душу и сердце либо искать другое место. Работая здесь, трудно найти семью, если ее нет. Ведь будешь днями и ночами на работе.

 — Что сейчас может заставить вас заплакать?

 — Если жизненное, то только дети. Не дай Бог, если что с ними случится. А по работе — предательство либо бессилие перед несовершенством закона.

 — А рассмеяться?

 — Могу, наверно, по любому поводу. Даже многие из тех, кого я посадила, потом писали письма из зоны. Им нравился и мой веселый нрав, а главное, и то, что с ними обошлись исключительно по закону. Некоторые писали слова благодарности, что их посадила. Осознали, что есть правда, закон. Многие называют меня хохотуньей. Я не унываю и просто люблю жизнь.

 — А подруги у вас есть?

 — Подруга у меня одна — со школы. Мы с ней ни разу не поругались за всю жизнь. Она экономист на «Северстали».

 — Каким должен быть день, чтобы вы назвали его удачным?

 — Во-первых — чтобы все были живы и здоровы. Во-вторых (это теперь для меня стало во-вторых), чтобы произошла победа закона в каком-то деле. А еще я очень радуюсь за своих ребят из коллектива. Радуюсь, когда действительно что-то получается. Сначала ты можешь не видеть, за что ты работаешь. Может пройти много лет, и ты только тогда видишь результаты.

Вот и у нас в природоохранной прокуратуре огромная работа проделана: сколько полигонов твердых отходов построено, пьют чистую воду в районах, в воду уже не сбрасывают гадость, снесли незаконно построенные объекты и так далее… Очень и очень много подвигов. Это отдельная тема. Это все не одним днем происходит. И ребятам, которые приходят, я не могу сказать, что завтра все будет. Необходимо провести массу мероприятий. Мы пытаемся предотвратить вырубки, сохранить лес, пытаемся думать наперед, сами ходим по лесам, ситуации по области изучаем. В одну секунду ничего не будет делаться. И вода сама по себе не очистится, для этого нужны десятилетия и деньги, большие деньги после развала нашего государства…

Трудно объяснить людям это. Приходят, жалуются, шумят. Иногда не стесняясь в выражениях. Всегда стараюсь ситуацию урегулировать, разъяснить, иногда даже торжественно клясться приходится. Но ребятам, которые со мной работают, тоже нравится докопаться до истины.

 — Говорите ли вы незнакомым людям, кем служите, или, наоборот, уходите от ответа на этот вопрос?

 — Не говорю, стесняюсь. Могу сказать, что я юрист, или просто сказать, что работаю в прокуратуре. Людям посторонним или в компании не говорю, им это не надо. Это тяжело.

Текст: Эдуард Абрамов
Фото: Елена Манжелей