Все, кто знает музыканта Сергея Журавлева, в один голос называют его человеком-праздником. И это одна из главных ипостасей самого известного в Череповце саксофониста. Об остальных — тоже главных — Сергей Иванович рассказал нам сам.
Ипостась первая. Музыкант
В тринадцать лет меня первый раз позвали на свадьбу
— Я даже не знаю, откуда у меня появился слух. Мне с детства хотелось извлекать музыкальные звуки. Но инструмента никакого не было. Те мужики, у которых были гармошки, не давали мне их. Они учили играть своих детей, а меня шугали все кому не лень. Так вот, ружье мне попало в руки в 10 лет, а первый баян — в 11. Его откуда-то принес в мешке из-под картошки мой отец. Это был тяжелый, большой инструмент, у меня из-за него только нос торчал. Причем этот баян был пробит дробью в нескольких местах, а на правой клавиатуре отломлены кнопки.
Дед у меня был головастый, он заклеил меха и починил клавиатуру. Сидел с лупой, пинцетом, колупался. Поскольку у него не было слуха, то все время спрашивал меня. Построит ряд и зовет: «Сереж, совпадает?» Так и починили инструмент. И начал я пытаться играть. Левой подберу мелодию, правой — аккомпанемент. По отдельности все получается, а вместе — ни в какую!
Но был у нас сосед, который умел играть на баяне только одну мелодию, «Светит месяц», зато двумя руками. И однажды на каком-то празднике играет он ее раз, второй, третий, пятый… А я слежу. И в этот момент у меня в мозгу будто что-то щелкнуло, и все сошлось. А когда я понял, как это делается, у меня все песни соединились — мелодия с аккомпанементом. Я начал играть.
И в тринадцать лет меня первый раз позвали играть на свадьбу. У меня было преимущество перед всеми гармонистами-баянистами поселка: я не пил. Обычно к середине торжества «музыканты» уже были не в состоянии играть, а я отработал свадьбу целиком. И после этого обо мне пошла слава по всему поселку. Меня стали звать на все свадьбы, и я отыгрывал до последнего падающего. Правда, репертуар у меня был еще скудноват. Например, сил не хватало играть плясовые, где надо было сильно тянуть меха и быстро бегать пальцами.
А еще у нас в поселке было пять пионерских лагерей. Баянистов на всех не хватало, вот меня и порекомендовали. И сначала я работал в одном лагере, потом — в двух, а на третьей смене — сразу в трех. Да еще в обеденный перерыв колотил ящики в геологической партии. И по окончании получил зарплату в четыре раза больше, чем мама. В лагерях я научился играть с напева. То есть дети напевают, а я сразу подбираю. Танцевальные вечера там тоже бывали, и за неимением радиолы использовали меня.
Белый матовый, компактно сложенный, гэдээровский…
— Я мечтал о саксофоне. Впервые услышал его в кинофильмах. И по радио передавали итальянскую и югославскую музыку, где он звучал. Я был просто очарован этим звуком. Но я знал, что даже простейший саксофон недоступен — по тем временам он стоил огромные пятьсот рублей. И я приобрел кларнет. Быстро его освоил. И в школе мы создали ансамбль: кларнет, баян и установка, сделанная из пионерских барабанов.
Как-то раз на школьном вечере у нас на танцах играла группа, состоящая из шефов-студентов. У них уже был серьезный коллектив: электрогитары и саксофон. Все эти инструменты они выиграли на каком-то конкурсе. И тут вдруг погас свет. Электрогитары, естественно, стали бесполезны, студенты ушли на перекур. А девчонки стали тогда нас «трепать»: у вас, говорят, тоже группа, вот и играйте. Мы вылезли на сцену и сыграли вещь, где главная партия была как раз у кларнета. Это услышали студенты: давай к нам в группу, говорят, у нас третьей дудки не хватает, и аккорд не получается. Так я начал играть у них в коллективе.
Мы ездили с концертами по разным поселкам, играли на студенческих вечерах, в тематических кафе и так далее. А после окончания института они передали мне саксофон, и тут уж учеба закончилась уже для меня. Меня, школяра, назначили руководителем студенческого ансамбля. Эх и красивый же был тот саксофон: белый матовый, компактно сложенный, полированные клапаны. Так нарядно смотрелся… Гэдээровский!
Лучше десять пьяниц, чем один музыкант
— Потом я поступил в вологодское музыкальное училище. И после двух лет обучения меня пригласили в ресторан «Север» — заменить ушедшего музыканта. Как-то раз туда пришли музыканты из филармонии. Был «день артиста» — они получили зарплату. Отдыхая в кабаке, они услышали, как я играю, и говорят: давай к нам на работу. Я подумал, что это шутка, и не придал значения. Но они потом нашли меня в Молочном и пригласили в коллектив. Так началась моя профессиональная жизнь. Но я плохо читал ноты, в основном все на слух. А в профессиональной работе надо было все уметь: и слышать, и видеть, и сыграть с листа. У нас были репетиции с десяти до трех, но, чтобы догнать в профессионализме моих товарищей по филармоническому коллективу, я оставался заниматься и после трех. Я даже ночевал в филармонии, чтобы успеть все выучить.
Из филармонии меня забрали в армию. Штатного оркестра у нас не было, но я сделал духовой и эстрадный коллектив. Привилегий не было. Наоборот, зачастую в спину мне неслось: лучше десять пьяниц, чем один музыкант.
Тем не менее во всей нашей роте я один не боялся работать со взрывчаткой. Во-первых, с порохом и капсюлями я имел дело с раннего детства, а во-вторых, знал, что если уж рванет, то быстрая смерть.
Как я стал преподавателем
- После армии я опять пошел работать в филармонию. И однажды в 1971 году мы приехали в Череповец, на 7 ноября. Так я познакомился со своей женой. Она в то время работала в ресторане «Ленинград», а мы жили наверху в гостинице.
В 73-м мы поженились, в сентябре следующего года у нас родился сын. И я, чтобы обеспечить семью, уволился из филармонии и устроился на азотно-туковый завод руководителем самодеятельности, а по вечерам играл в «Ленинграде». Потом перешел на химзавод, чтобы побыстрее получить жилье. И вот однажды встречается мне знакомый преподаватель по саксофону из музыкальной школы и говорит: «Ты не мог бы поиграть первого саксофона в бэнде училища искусств? А то не звучит». Ну я согласился. А в том коллективе как раз играл и директор училища. Он услышал, как бэнд зазвучал с моим приходом, и предложил мне: «Иди к нам преподавателем». Я говорю: «Так у меня же образования нет». Он очень удивился, но, подумав, сказал: «Да и фиг с ним, откроем класс саксофона».
Я поначалу посчитал эту его идею авантюрой, но предложил: «Поскольку вы меня не можете без образования поставить преподавателем, давайте концерт-мейстером. Вот выпущу первых студентов, может быть, кто-нибудь уже и останется здесь преподавателем с дипломом». И так получилось, что из моего первого выпуска никто не остался, а все поступили в музыкальные вузы. Вот мне и пришлось преподавать тринадцать лет, пока наконец один из выпускников, окончивший Петрозаводскую консерваторию, не вернулся в Череповец и я не передал все ему. Сам же остался руководить ансамблем и биг-бэндом.
…Наташу Кан, нынешнюю солистку «Русского Севера», я нашел и на сцену вывел я. Когда мы стали выезжать за границу, ей не было еще восемнадцати лет, приходилось брать родительское разрешение, и она была под моим крылом. Я увидел, что она каждую песню поет разным звуком. И поставил на соло. Мы в ансамбле училища искусств года полтора вместе работали. Потом она попала в «Русский Север».
Это не приговор!
— Работая в свое время на химзаводе, каждое лето я выезжал музыкальным руководителем в лагеря на Мологе. В том числе и чтоб хоть немного оздоровиться. Но в 2003 году онкология меня все же догнала. Я никому об этом не говорил, даже дети не знали, даже мама. Дети узнали через год, а мама вообще, лет через пять стала догадываться. Слава Богу, удалось вылечиться. И теперь говорю: люди, не бойтесь, онкология — это не приговор! А после болезни, после операции я уже через месяц играл: меня вытащили на корпоратив фармацевтической компании в ресторан. Они притащили какой-то бандаж, надели на меня, и я им до двух ночи отыграл. Почему согласился? Да потому что если люди зовут, значит, ты нужен. Иди и делай! Я под этим «соусом» всю жизнь и живу.
Как я стал певцом
— До определенного момента я никогда в жизни не пел сам. Но пришлось. Потому что с певцами свяжешься и — начинается: найди ему весь репертуар, аранжируй, а он еще и непрофессионально относится. У меня первое условие: на работе ни капли спиртного! А приходит певец, одну песню спел — стакан вина выпил. «Ну что ж делаешь?!» «Ничего, только лучше будет», — отвечает. Ну конечно же, не лучше! В результате я от всех певцов избавился. И я начал сам петь под минусовки. Сейчас у меня надежный, как автомат Калашникова, партнер — Вера Столярова, которая аккомпанирует мне. С кем из известных музыкантов я общался? Например, с Игорем Бутманом. Когда он как-то приехал в Череповец, мы с музыкантами зашли к нему за кулисы. И он спрашивает нас: «А кто такой Журавель?» Я признался и поинтересовался, откуда он про меня слышал. Он ответил, что ему очень многие про меня рассказывали, причем не только в Череповце, но и в Москве. Возможно, он даже слышал где-то, как я играю. Бутман говорит мне: «Сейчас в Москве и Питере практически нет ни одного местного саксофониста, все приезжие из регионов; почему бы и тебе не перебраться в столицу? Я ответил, что меня очень устраивает Вологодчина и никуда я отсюда не поеду.
Ипостась вторая. Охотник
— К охоте меня приучил родной дядя — Гордеич. Первое мое ружье подарила мама, когда мне было 10 лет. Это была «тулка» двадцатого калибра, очень легкое, «беличье» ружье. Мама же мне сшила из старой клеенки патронташ на 11 патронов. Патроны были с уменьшенным зарядом, чтоб сильно шкуру белке не разбивать. Ведь белка тогда была в большой цене — по рублю двадцать пять за штуку.
Помню первую свою серьезную охоту — в тринадцать лет. Был какой-то праздник. А тут прибегает Гордеич. Лося, кричит, выследили. Решили, что надо брать. Тем более что лицензия у нас была. Причем позволяющая мясо не сдавать, а забрать себе. Поскольку по причине праздника мужики были уже пьяные, то решили взять меня. А так вышло, что у меня и пуль нет. Тогда Гордеич высыпал дробь из моих патронов, обстругал какой-то свинцовый кусок, сделал из него подобие пули и забил его в гильзу. На, говорит, на коротком расстоянии и нормально будет. И мы пошли брать лося.
Я иду и думаю, как это «на коротком расстоянии»? Ведь получается, лося надо подпустить к себе чуть ли не вплотную, а зверь это серьезный, агрессивный, не дай бог рассердишь. Поэтому, когда мы пришли на место и меня поставили на точку, я сделал лаз под елкой, чтобы в случае чего быстро туда нырнуть от злого лося. Дядя мне сказал: «Если лось выйдет на тебя, ты просто стрельни — попадешь не попадешь, не важно, главное, чтобы он побежал по просеке на меня». И вот стою я, и вдруг вылетает на меня молодой лось, я прицеливаюсь — бах! — и прячусь за елку. Вставил второй патрон, хотел еще выстрелить, но не успел, зверь уже убежал. Через тридцать секунд слышу — выстрел. Это стрелял мой дядька, а делал он это великолепно: из гладкоствольного ружья пулей мог в птицу на лету попасть. Я побежал на выстрел. Прибегаю: лось лежит. А дядя говорит: «Сережа, это же твой лось. Смотри, на шее дырка от твоей пули».
Действительно, под шкурой мы обнаружили мою самодельную пулю. Она пробила лосю артерию, он был смертельно ранен и шел уже умирать. «Ты очень счастливый на зверя», — сказал мне дядька, — на первой серьезной охоте и сразу лося завалил». Гордеич рассказал это всему поселку, и у меня началась веселая жизнь. Скажем, мужики собираются на охоту в три ночи, идут и будят меня, чтобы взять с собой, ибо я «счастливый на зверя». Вот с тех пор я и охочусь.
Ипостась третья. Кулинар
— Я сам делаю сыр. Получается типа абхазского. Молоко беру у одного фермера на станции Дикой. Специально туда езжу. Беру прямо из-под коровушки. Сюда привожу, здесь нагреваем, добавляем закваску, зреть такому сыру не надо. Это молодой сыр. Чтобы готовить сыр, которому надо вызревать, необходимо специальное оборудование, помещение, ходить туда, следить, соскребать плесень… Хлопотно это очень. Но и мой «абхазский» неплох! И уж я точно знаю, что он полезен, приготовлен из цельного молочка! И сыворотка, которая остается от него, тоже идет в ход: на ней такие шикарные блины получаются! Вот в эту Масленицу ели такие блины: с хрустотком, в дырочку, вкусные!
Я и пироги пеку. Вот недавно у младшей дочки был день рождения, двадцать пять лет, и испек с палтусом пирог и с желтыми груздями пирог. Так пироги сразу — фьють! — и нету! А еще натушил картошечки с кабанятинкой. Хочу на днях мелких пирожков напечь с лисичками и опятами. А бывает, когда зверя добуду, привезу, фарша из мяса накручу, лук не через мясорубку, а мелко-мелко порежу, чтоб он потом чувствовался приятным хрустотком на зубах, и наделаю беляшей!
Эдуард Абрамов
Источник фото: Татьяна Пименкова