Директор благотворительного фонда «Дорога к дому»: «Алексей Мордашов спрашивает с нас очень жестко»

Мать двух дочерей, она для сотен детей стала «мамой Мариной Анатольевной». «В чем секрет правильного воспитания? Уважайте ребенка и разговаривайте с ним», — считает она. Энергию, которой человеку, работающему с детьми, требуется больше, чем грузчику, Марине Печниковой дают внуки и садовые цветы.

Родители хотели, чтобы я стала маляром

 — Вы много лет отдали работе с брошенными детьми. А каким было ваше детство?
 — Детство было, наверное, обычным для той поры. Я родилась в маленьком городке Рязанской области под названием Михайлов. В годы войны город был занят немцами, и мои бабушки близко повидали войну, а оба деда погибли на фронте в самом начале Великой Отечественной. Пропали без вести, и места их захоронения неизвестны. В семье было трое детей, и, чтобы прокормить семью, родители много работали, но жили мы небогато, прямо скажем. Отец работал на ремонтном предприятии и в конце концов стал начальником цеха, а мама была железнодорожницей. Я была старшей, и ответственность за хозяйство и воспитание младшего брата лежало на мне и сестре, которая моложе меня на полтора года. А с братиком у нас разница 14 лет. Мама вышла на работу, когда ребенку было всего полгода, должность требовала. Воспитание легло на плечи старших детей. Случалось, соберешься на важное мероприятие в школу (я была активной комсомолкой и руководила культмассовым сектором), а мама останавливает: пеленки не постираны. Было очень обидно. Мы с сестрой братика баловали, конечно, потому что обожали. Все секреты и проблемы знали, даже когда постарше стал. И мы до сих пор с ним очень близки.

 — То есть педагогическая жилка пробудилась еще дома?
 — Да, наверное. Училась я неплохо, но в отличницах никогда не ходила, потому что терпеть не могла точные науки. Так уж мозг устроен. И сложности с математикой давали о себе знать в быту, в магазине например. Помните, когда мы приходили в магазин и пробивали чеки в кассе, нужно было запоминать много цифр? Мне это не давалось, каждый товар я пробивала отдельно. Какое счастье, что сейчас этого не нужно делать.
Я гуманитарий до мозга костей, и с меня многие одноклассники норовили списать. У меня природная грамотность — правил не запоминаю, но четко реагирую на ошибки, наверное, потому, что всегда много читала. Школу я все же окончила без троек, но мне это далось огромным трудом.

 — Имя Марина для провинции было, наверное, экзотическим?
 — Не то слово. Но это семейная традиция, что ли, которая идет по женской линии. Я Марина, моя мама Маргарита, бабушка была Ираида. Когда я в 1980-х годах назвала дочерей Анастасией и Марией, а в ходу тогда были Оксаны и Жанны, это тоже многих удивило. И традиция продолжается — мою внучку назвали Стефанией.

 — Почему пошли учиться на учителя?
 — Класса с седьмого меня отправляли вести уроки в младшие классы, если учительница болела. И мне еще в юности все советовали идти в педагоги — мол, дети тебя любят, ты умеешь объяснять. Родители воспринимали эти разговоры без энтузиазма. Прожив жизнь в бедности, они хотели, чтобы я получила какую-то более денежную профессию — например, стала маляром. Но я настояла на своем. В нашем городе педагогического училища не было, и поехала учиться на педагога младших классов в другой город Рязанской области. Окончив, вернулась в Михайлов, устроилась работать в интернат, потому что других рабочих мест для педагога тогда не было. На последнем курсе училища я вышла замуж за моряка и, когда выходила на работу, уже была мамой четырехмесячной девочки. Тут уже моей маме пришлось сидеть с маленьким ребенком и стирать пеленки, большое спасибо ей за помощь.

 — Молодой педагог — и сразу в интернат. Не страшно было?
 — То, что я увидела там, меня поразило до глубины души, я попала в абсолютный кошмар. В группе было 35 человек, в огромных спальнях кровати рядами, как в армии. В столовую строем, в школу строем, на прогулку строем. Одежда у всех одинаковая — цигейковая шапка, клетчатое пальто и валенки. И отношение к детям было казенным, формальным, воспитывали криком и приказом. И такая тоска была в глазах этих детей, и было понятно, откуда все эти побеги, драки и оскорбления. На мои возражения старшие коллеги отвечали: «Но ведь так удобнее. Как можно стадом идти в столовую? Только строем». Переубедить было невозможно. «Это такие дети, с которыми нельзя по-хорошему, — внушали мне коллеги. — Чтобы чего-то добиться от них, нужно заставить и накричать». А у меня как-то получалось попросить. Попросить сделать уборку, попросить убрать со стола, попросить сделать что-то полезное. И они шли навстречу. И когда в 1984-м мы переехали в Череповец (муж получил сюда направление), я в гороно попросилась в школу-интернат. На меня там посмотрели как на ненормальную.

 

В Череповце поразила горячая вода и продукты в магазинах

 — Каким было первое впечатление от Череповца?
 — Удивление, но по хорошему поводу. Я увидела продукты в магазинах: помню, куры лежали, мандарины. В моем Михайлове на полках не было почти ничего — соль, банки зеленых помидоров, и все. Молочный и мясокомбинат, а также другие пищевые производства работали на Москву, которая располагается всего в 200 километрах от Михайлова. И мои родители почти каждые выходные ехали в Москву на электричках за продуктами. В Череповце пришлось привыкать к климату и постоянной пасмурной погоде, но город понравился — большой, трамваи ходят, автобусы. И восьмиметровая комнатка в общежитии, которую нам дали, тоже понравилась. Когда мы приехали, наши соседи как раз собирали подписи под жалобой на то, что уже две недели нет горячей воды. Меня это потрясло. В Михайлове у нас не было горячей воды в принципе, в чайнике или титане грели. Я поняла, что в Череповце уровень жизни другой.

 — Череповецкий интернат был похож на михайловский?
 — Очень похож, система-то была единой. Я попала в интернат на улице Первомайской. Там было около шестисот детей в ту пору: большие группы, хождение строем. Работать пришлось много — в интернат я устроилась учителем, но и воспитателем подрабатывала. Нужны были деньги, поскольку детки были маленькими и с мужем наша семейная жизнь не сложилась. Интернат стал моим вторым домом; с годами я стала заместителем директора, а потом и директором.

 — Начали борьбу против системы?
 — Перемены мы начали гораздо раньше, да и в государстве изменился взгляд на интернаты. С коллективом единомышленников нам удалось сломать систему и сделать нормальный человеческий детский дом без хождения строем, одинаковой одежды и мероприятий ради галочки. Мы постарались сделать так, чтобы интернат не воспринимался его воспитанниками как казенное учреждение. Кроме того, мы перевели систему работы на проектную деятельность, дети сами писали проекты, выигрывали гранты. У нас довольно рано появились компьютеры почти в каждой группе, мультимедийное оборудование, различные развивающие программы. В итоге наш детский дом неоднократно получал награды на всероссийском уровне.

 — Но ведь и трудности бывали, признайтесь.
 — Конечно, не без этого. Тяжелейшие времена начались, когда меня только-только поставили директором, в конце 90-х годов. Тогда изменилось законодательство и многие дети, которые попали в спецшколы и другие исправительные учреждения, вернулись в наш интернат. Вернувшись, они тут же стали выяснять, кто из них пахан, кто круче. И эту культуру они пытались нести всем детям. Мы приняли экстренное решение свести их в одну группу, чтобы уберечь других ребят. Мы, руководство интерната, дежурили сутками, чтобы не дай бог чего не случилось.

 — Кто и когда пригласил вас возглавить благотворительный фонд «Дорога к дому»?
 — Это случилось в 2012 году, приглашение поступило неожиданно для меня. Я работала директором детского дома, надеялась уйти на пенсию с этой должности и спокойно отдыхать. Однажды к нам в гости пришла Наталья Поппель (начальник управления по корпоративной социальной ответственности и бренду компании «Северсталь» — авт.), все посмотрела, внимательно выслушала нашу стратегию и ушла. Спустя какое-то время меня пригласили на разговор и предложили перейти на другую работу. Главный аргумент, повлиявший на мое решение, — гораздо большие возможности оказания помощи детям и семьям, попавшим в беду. Я предупредила, что если соглашусь, то буду многое перестраивать, и в итоге получила на это согласие.

 — С инициатором программы «Дорога к дому» Алексеем Мордашовым часто встречаетесь?
 — Ежегодно мы отчитываемся перед ним о сделанной работе и потраченных средствах. И не буду скрывать, он спрашивает с нас очень жестко, вникает в работу «Дороги к дому» очень глубоко.

 

Предложение стать женой услышала в Крыму

 — Как найти общий язык с ребенком? Поделитесь секретом.
 — Нужно говорить с ребенком на одном языке, быть с ним наравне, никогда не показывать, что ты выше. С ребенком нужно быть вместе. Не рядом, не над ним, а вместе, глаза в глаза. Присядь, поговори, обсуди, спроси, вникни, и он перед тобой раскроется. Дети хорошо чувствуют доверительные отношения. Когда я работала в детском доме, никогда не позволяла себе называть детей по фамилии, а к старшеклассникам обращалась на вы. И видела, как это вселяет в них уважение к самим себе. Когда уважаешь человека, он учится уважать других. А когда унижаешь, он будет делать то же самое по отношению к слабейшему. Нужно понимать, что полностью заменить семью детский дом не может, но к этому нужно стремиться. Многое от самого ребенка зависит, от генов в том числе. Говорят, что детдом не в состоянии сделать ребенка хорошим семьянином, потому что у него перед глазами нет модели семьи, но это неправда. Ребята, выпустившиеся из интерната много лет назад, присылают мне снимки, рассказывают о себе, и я вижу, что у них отличные семьи и они вполне состоявшиеся люди.

 — Доверительные отношения — это замечательно. Но у воспитателя не один десяток детей, как уделить внимание каждому?
 — Можно найти время, если захотеть. Я старалась регулярно разговаривать с каждым. Беседовали перед сном, при этом я понимала, что дома меня ждут мои собственные дети, которым внимания, конечно, не хватало. И они, кстати говоря, до сих пор это вспоминают. Дочки сильно обижались, ревновали. Говорят: «Чужие дети всегда были у тебя на первом месте». Я приходила домой после тяжелого дня, и желание было только одно — лицом в подушку. Когда мои девочки были маленькие и приходили ко мне в интернат, я им запрещала называть меня мамой, потому что другим детям было бы обидно это слышать. Конечно, обида дочерей вполне оправданна, я недодала им того, что должна была дать. Сейчас стараюсь компенсировать это общением с внуками.

 — Как вас сейчас дочки называют?
 — По имени, так получилось. А моя 12-летняя внучка и вовсе называет Морей, бабушкой принципиально не называет, мы с ней подруги. Одна дочь — юрист, работала в городском суде, но сейчас у нее частная практика. Вторая всегда мечтала стать продавцом и в детстве играла исключительно в магазин. И пошла по торговой части, добилась больших успехов, была начальником торгового отдела, но потом поняла, что больше хочет работать с детьми, и сейчас работает в Центре поддержки детей, оставшихся без попечения родителей.

 — Как приняли дочки ваш второй брак?
 — Нормально, дочерям в то время было 18 и 15 лет, то есть вполне взрослые девочки. К тому времени, как мы поженились, они уже хорошо знали Николая Викторовича (Николай Печников многие годы возглавлял городское управление образования — авт.). Мы с ним знакомы очень давно, долгое время были друзьями, встречались в общей компании. Другом я была беспокойным. На наших посиделках я подсаживалась к нему и принималась что-то рассказывать и доказывать, просить и требовать для своего детского дома. Он всегда старался от меня подальше отсесть (смеется).

 — Как он сделал вам предложение?
 — Это произошло в Крыму. Мне удалось пробить для детей поездку в лагерь труда и отдыха, и мы оказались там вместе. Там я услышала предложение выйти замуж. Поэтому Крым для нас особое место.

 — Каково это — работать с мужем в одной сфере?
 — Это кошмар. Дома споры и постоянные обсуждения, хотя сколько раз зарекались говорить дома о работе. Но не получалось. Пришли, поужинали, и начинается разбор полетов. За каждую мельчайшую ошибку мне попадало от него на совещании и дома. Деньги нашему детдому выделялись в последнюю очередь, во избежание любых разговоров о том, что детскому дому № 9 руководством управления уделяется особое внимание.

 — Чем занимаетесь помимо работы?
 — Мое увлечение — цветы. Но не те, которые на подоконнике, и не те, что в букетах, а те, которые в саду. Люблю выращивать сама, летом мой участок превращается в райский сад. Говорю не скромничая, что могу любые 10 сантиметров земли превратить в цветущий оазис.

 — Вы уже почти два десятка лет в директорах. Сесть за руль по статусу положено. Почему до сих пор не стали водителем?
 — Не стала и не стану никогда. У меня проблемы с ориентацией в пространстве (улыбается), так что не буду рисковать, забот и увлечений и без этого хватает.

 

Текст: Сергей Виноградов
Фото: Вячеслав Боронин и из архива М. Печниковой