Интервью: Виктор Выдрин, генеральный директор ООО «Стройметиз» - Увлечений много, но главные — охота и рыбалка

За полтора часа, которые наш журналист провел в гостях у Виктора Васильевича, его не оставляли в покое и на четверть часа — подчиненные, заказчики и коллеги беспрерывно звонили, приходили, врывались. Не удивительно, что человек, живущий в таком бешеном ритме, любит лес, реку и тишину.

«Стройметиз» широко известен благодаря множеству уникальных объектов: реконструкции Камерного театра и Дворца строителей, установке «Глобуса Череповца». Предприятие Виктора Выдрина первым в городе стало строить монолитные жилые дома — большей прочности не дает ни одна другая из существующих технологий. Выдрин и компания первыми в городе построили дома с гаражами на первом этаже на улице Батюшкова. «В Череповце практически нет улицы, на которой бы мы не работали», — утверждает Виктор Выдрин.

Строитель по случайности

 — Вы, как большинство строителей, в детстве наверняка любили играть в кубики?
 — Нет, не в кубики. Да и строителем я стал случайно. Я деревенский, родился в Курской области в крестьянской семье. Отец — механик, мама — колхозница. Во время войны наши места были в оккупации, в селе были немцы, позже финны. Помню, как в детстве частенько находили гильзы, патроны и даже гранаты. Окончил в родном селе восемь классов и поехал в Белгород поступать в техникум — хотел быть мастером по ремонту телевизоров. В детстве я всерьез увлекался радиоэлектроникой, сам собирал приемники, детали брал из старых разбитых радио. Даже был радиохулиганом, если признаться честно, засорял эфир. Мои приемники ловили разные передачи, что-то потрескивало, помнится, и я был очень горд.

 — Судя по тому, что сейчас вы не телевизоры ремонтируете, а строительную компанию возглавляете, в техникум вы не поступили?
 — Провалился, да. Общежития у техникума не было, и деревенских ребят брали неохотно. И вот, выходя с экзаменов, мы случайно узнали о том, что неподалеку там же, в Белгороде, в строительном техникуме недобор. Я ездил поступать c друзьями. Первый же день учебы убедил меня в том, что я попал в строительство не зря и это мое. И в дальнейшем мое увлечение стройкой только росло. Я уже 40 лет в профессии, не мыслю себя без стройки и, если честно, искренне не понимаю тех людей, которые посвятили жизнь чему-то иному. Как можно не видеть красоты и полезности строительства? Уверен, что в душе все люди строители.

 — Что же вы увидели такого в первый день учебы?
 — Увидел шикарный техникум, один из лучших в стране, как я потом узнал. Стенды, чертежи, макеты… А еще толпы народа, серьезного и увлеченного. По уровню знаний, которые там давали, техникум был на уровне института.

 — Поступили, не советуясь с родителями?
 — Да что вы, какое там… Сразу и поступил. Жили мы бедно, хотя родители всю жизнь работали без выходных. Первый в своей жизни костюм я купил после того, как поработал на практике и получил первые собственные деньги. В семье нас было три брата, я самый старший. Средний брат работает в «Газпроме» в Москве, младший — сельский учитель и остался на родине. Разбросала нас жизнь, что и говорить.

В Череповец привели стройка и природа

 — Классическая история — одни люди остаются дома, другие уезжают в столицу. А как вас занесло в Череповец?
 — Тоже случай. Когда мы с друзьями стали выбирать место, куда поехать на практику, искали самый удаленный от Белгорода город. Захотелось романтики, подальше от родителей и преподавателей. В общем, самым удаленным городом оказался Череповец. И мне сразу здесь понравилось. Во-первых, стройка громадная. Во-вторых, природа шикарная. На моей родине такого нет — ни лесов таких, ни водоемов. Приглянулся мне Череповец, проще говоря. Приехал и сразу попал мастером на строительство стана «2000». Здесь и женился. Супруга из Архангельска, но познакомились в Череповце — вместе работали. Тридцать семь лет уже живем, двое сыновей выросли. Из Череповца я и в армию уходил.

 — Где служили?
 — В Москве. Наша часть занималась снабжением котельных для ракетных точек — Байконур, Плесецк и многие другие. Космических ракет я так и не увидел, зато посмотрел весь Советский Союз от Калининграда до Новосибирска, от Душанбе до Вологды. Я был агентом по снабжению и постоянно был в командировках — из одной возвращаюсь в часть, а меня уже другая ждет. Ездил на заводы, которые по какой-то причине не отгружали то, что нам было нужно, — трубы, задвижки или еще что-нибудь. Приходилось в буквальном смысле выбивать.

Я с вокзала и с «наглой мордой» прямо к директору завода… а директора тогда монстры были. Приехал бы офицер, его бы послали не задумываясь, мало ли их приезжает. А я бил на жалость — мол, отпуска не дают, домой не пустят, если вернусь с пустыми руками. Директоров пронимало, у них самых сыновья и дочери, шли навстречу. Интересная служба была, грех жаловаться.

 — Как скоро вы сами стали «монстром»-начальником?
 — Карьерный рост шел довольно быстро. Полгода был мастером, потом год прорабом, четыре года старшим прорабом и после этого начальником строительного управления «Заводстрой-2». Фактически на той же должности нахожусь и теперь. В моей трудовой книжке заполнена страничка с одной стороны. В 1996 году прошла приватизация, и на базе управления возник «Стройметиз». Название придумал главный инженер. Мы в основном работали на сталепрокатном заводе, отсюда и «метиз». А «строй» от стройки.

 — Вы строгий начальник? Можете накричать?
 — Могу, но редко. Стараюсь спокойно и по-доброму, но иногда приходиться и голос повысить. Но как правило, это единственное наказание для работника — наказывать иначе, тем более рублем, я считаю последним делом. Это все равно что расписаться в собственном бессилии. Работники знают об этом и пользуются моей добротой.

Глобусы и куранты

 — Вы строите не только дома, социальные учреждения, но и необычные объекты. Ведь это ваша организация устанавливала «Глобус Череповца» у Дворца строителей?
 — Да, наша работа. Вообще, хочу сказать, что одинаковых объектов у нас не было, все уникальные. Проект «глобуса» делал питерский скульптор, отливали тоже в Санкт-Петербурге. Везли его в Череповец в обычной «газели». Перед выездом я отправился к нашим городским властям: дескать, боюсь везти без охраны полторы тонны бронзы. Остановят, отнимут. Подключили милицию, автоматчиков. Довезли спокойно. «Глобус» прибыл из Питера в шесть утра, и тут же выяснилось, что над ним еще работать и работать, а открытие намечено на четыре часа дня. К счастью, успели: прямо на площади сварку делали. По-моему, он хорошо в скверике встал, постоянно малышня по нему ползает. Его интересно рассматривать, найти свою улицу.

К слову, большой ремонт во Дворце строителей — тоже наша работа. Там было немало своих особенностей. Например, мы восстановили поворотный круг на сцене, многое переделали в зрительном зале, поменяли кресла и обшивку. Очень волновались, не испортили ли акустику в зале, ведь он считался одним из лучших по акустике на Северо-Западе. Достаточно было ошибиться с обшивкой, с материалами, и уникальная акустика пропала бы. Расчеты показывали, что все должно быть нормально, но живой голос есть живой голос. Помню, как в зале собралось руководство города, специалисты и на сцену вышли артисты и стали петь и декламировать. И сразу стало ясно, что волновались мы зря — акустика сохранилась.

 — Ходите на концерты?
 — Редко, почти никогда. В Камерном театре, который тоже наше предприятие реконструировало, я в последний раз был на открытии. Жена ходит, ей нравится. Но, проезжая мимо, всегда брошу взгляд, в особенности на часы башни Камерного — как ходят, правильно ли? Объекты ведь, как родные дети, всегда останутся дорогими и особыми. Особенно такой, как Камерный театр. Сначала было принято решение его слегка подремонтировать, но мы «копнули» кирпич, залезли на чердак — кирпич рыхлый и дряблый, стена отходила от вертикали на 22 сантиметра, кровля вот-вот готова рухнуть. Ужасное состояние.

Помню, как я пригласил руководство города на «экскурсию» на крышу, которую вообще не планировали поначалу ремонтировать. Я ковырнул пальцем стропила, и они рассыпались на глазах, трухлявое все. Деньги выделили. В итоге в Камерном театре поменяли очень многое, почти все, но наружная архитектура сохранилась.

 — Если приглядеться, можно заметить в старой кладке новые кирпичи-заплатки. Как их подбирали?
 — Было непросто найти подходящие по размеру и цвету, но нам это удалось. «Заплаты», действительно, но в глаза сильно не бросается.

 — Башенные часы здорово оживили здание.
 — Тоже была целая эпопея. Часы делали по заказу, рисунок подбирали, ориентируясь на старый циферблат. Бой курантов выбирали очень долго и тщательно. В итоге выбрали такой, который был слышен почти во всем городе. После того как установили, вызывают меня в мэрию — мол, убавьте громкость боя часов, горожане жалуются.

 — А почему пустуют белые ниши с той стороны Камерного театра, которая выходит на Советский проспект? Ходили слухи, что их готовили для скульптур?
 — По замыслу дореволюционных архитекторов, в этих нишах должны были стоять скульптуры Меркурия и Венеры. Но тогда руки не дошли, а сейчас у города денег не нашлось. Возможно, со временем они там появятся.

Охотник, рыбак и четырежды дед

 — Чем занимаются сыновья? Внуки у вас уже есть?
 — А как же, я четырежды дед. Один сын металлург, другой строитель. Они у меня с юности работали, лет с 12 я брал их на предприятие. Гвозди перебирали, мусор убирали на стройплощадке. Я втайне от них отдавал свои деньги в кассу, они приходили и получали. Я признался им в этом, когда сыновья уже взрослыми стали. Вот так приходилось делать. Зато дети нормальные выросли, не разгильдяи. Труд никогда и никого не испортил.

 — Как отдыхаете от напряженной работы?
 — Увлечений много, но главные — охота и рыбалка. Все это настолько серьезно, что наше предприятие даже имеет в распоряжении свое охотхозяйство, есть своя охотничья база и остановочные пункты. Увлекся я охотой очень давно, еще с 14 лет. Среди личных трофеев есть вся главная тройка — лось, медведь и кабан.

 — Расскажите охотничью байку.
 — Знаете, охотничьи байки уместны среди охотников, тогда они и звучат в тему. А когда рассказываешь тем, кто не бывал на охоте, звучит пресно и неинтересно. Большинство охотничьих случаев связано, простите за выражение, с чьим-то раздолбайством. Я постоянно говорю коллегам о технике безопасности, о том, что к зверю подходить нельзя, а сам однажды подошел к раненому медведю. И вот когда он встал, мне довелось пережить несколько неприятных мгновений, не буду вдаваться в подробности.

 — Охота во многом зависит от случая и от удачи. Не жалко дня, потраченного на безрезультатные поиски зверя?
 — Да нет, что вы. О какой жалости может идти речь? Каждый выходной — я на охоте. И каждая охота не похожа на предыдущую, в том ее главное отличие от рыбалки. Со временем я все меньше стреляю и все больше фотографирую и на камеру снимаю. Для этого приобрел профессиональную технику, в том числе фотоловушки и камеры для съемки подо льдом. Есть уникальные кадры и снимки — например, снимал медведицу с тремя медвежатами, лосей, кабанов, енотов, гусей и многих других диких животных.

 — Кому показываете?
 — Пока никому. Материала отснято много, и его нужно как-то систематизировать, а времени на это нет. Вот решил, когда выйду на пенсию, тогда и займусь разбором архива. Может быть, даже пошлю кадры на телеканалы для охотников и рыболовов, я уверен, там заинтересуются.

 — Но вашему архиву, судя по всему, еще долго лежать неразобранным. Рабочий и сотовый телефоны разрываются, каждые пять минут звонок. Можете позволить себе отключить телефоны на недельку?
 — Нет, конечно, что вы. Я не могу возложить все на другого, оставить дело без присмотра. Я знаю, что у меня творится на каждом объекте. Могу проснуться в 3 часа ночи, сесть в машину и поехать погулять на объект. Мне самому необходимо во все вникнуть, все контролировать. Не потому, что я не доверяю подчиненным, а просто потому, что так надо. Я по-другому работать не умею и не хочу. Бывает, надоест все до чертиков, но максимум один день могу выдержать без работы. А потом начинается все снова, и нужно снова идти руководить, строить.