Александр Авсейков, главный архитектор Череповца: «Я поехал поступать на геолога, а стал архитектором» — интервью

За чашкой чая мы поговорили о самом главном деле жизни — архитектуре, о выборе профессии, переезде в Череповец и, конечно, о любви.

Досье

• Авсейков Александр Сергеевич — начальник управления архитектуры и градостроительства мэрии Череповца. Член-корреспондент Академии архитектурного наследия. Советник Российской академии архитектуры и строительных наук. Почетный архитектор РФ.
• В 1981 году окончил архитектурный факультет Иркутского политехнического института.
• Карьеру начал рядовым архитектором Сибирского института «Сибспецпроектреставрация».
• В 1987 году — ликвидатор последствий чернобыльской катастрофы.
• В 1994 году, уйдя с должности первого заместителя директора — главного архитектора института, открыл персональную творческую мастерскую.
• В 1996 году стал главным архитектором Томска.
• Автор более 70 проектов по реконструкции центральной части городов Томска, Омска, Минусинска.
• С 2007 года — начальник управления архитектуры и градостроительства мэрии Череповца.

 — Александр Сергеевич, почему вы все-таки архитектор?
 — На самом деле у меня биография интересная, своеобразная. Мои родители родом из Белоруссии, оба были в оккупации. Видели всю войну, мать даже попала в детдом из-за этих событий. И после войны, окончив в Могилеве строительный техникум, отец с матерью принимают решение ехать в Сибирь, чтобы как-то встать на ноги. Тогда в Сибирь уезжали многие молодые люди, потому что это было интересно, потому что после войны начиналась новая жизнь. Там, в Сибири, я и родился. До моего третьего класса мы жили в Иркутске. В 1968-м родители приняли решение поехать на заработки за полярный круг. Поселились недалеко от моря Лаптевых, в поселке под названием Батагай. Здесь размещалось управление Янской геолого-разведочной экспедиции. Словом, это был поселок, где жили и работали геологи. Здесь и прошло мое детство с третьего по десятый класс.

Меня все время тянуло к мужественным профессиям. Потому я постоянно занимался спортом. И в итоге остановился на том, что буду поступать в высшее военно-морское училище на Дальнем Востоке. Об архитектуре я тогда вообще не думал, даже не знал, что это такое. Но потом, как это часто бывает у детей, мое мнение поменялось, и я решил стать геологом. Хотя все мои знакомые геологи говорили: «Саша, не надо быть геологом, это очень неблагодарная профессия. Мы все в 40 лет имеем радикулиты и хронические заболевания».

 — Заразились романтикой, как многие молодые люди тех лет…
 — Дело было вот в чем. На Север, в Заполярье, съезжались со всего СССР. Многие приезжали, чтобы заработать денег. Среди них были и профессиональные геологи, и инженеры, и ученые, и артисты. Особенность этих людей была в том, что они были очень образованные, с учеными степенями, со знанием языков, высокой культурой. С геологами и учеными приезжали их жены, женщины с хорошим образованием и сами очень интересные личности. Многие из них работали в школе, в итоге нам дали отличную подготовку, которой хватало для того, чтобы поступить в хорошие вузы.

 — В результате вы решили поступать на геолога?
 — Да, поехал поступать на геолога, а поступил на архитектора. Расскажу. Поскольку наша семья была из Иркутска, там у нас оставалась квартира. Куда поступать? Куда ехать? Я все-таки решил ехать в Иркутск и поступать на геологоразведку. Подаю документы и хожу на подготовительные курсы. А у нас по основным предметам были общие лекции — люди ходили из разных потоков. Занимались в больших аудиториях наподобие амфитеатров. Институт огромнейший. Входил в десятку крупнейших в России. На лекции я знакомлюсь с одним парнем — Михаилом Шубенковым, сейчас он первый проректор Московского архитектурного института. Михаил собирался поступать на архитектурный факультет. Раз, два, три пересеклись…
А потом у нас как-то лекцию отменили, и он говорит: «Хочешь, пойдем к нам на рисунок… Мы сейчас как раз рисунком занимаемся». Я пришел с ним на кафедру архитектуры. Смотрю — человек шесть рисуют, везде мольберты, гипсовые головы, картины… А я думал всегда, что я отлично рисую, — в школе стенгазеты рисовал, «мурзилкины картинки» — и считал, что вообще я сверхталантливый в этом отношении. У меня было очень высокое самомнение, я был в том состоянии души, когда все, что я ни делал, мне нравилось. Посмотрел, что они рисуют, и говорю: «Хм, я тоже так могу». Они говорят: «Ну хорошо, так садись, попробуй». Там голова Зевса была, огромная такая. Я взял мольберт, положил на колени. Начал рисовать, тени наложил. Для меня это был прорыв. Мне даже самому понравилось. И говорю: «Вот пожалуйста…» Парни там все художественную школу окончили, воспитывались в семьях образованных людей, готовились к поступлению серьезно… И Саша Мальков, сын профессора, говорит: «Слушай, это работа, вообще-то, двоечная». В общем, ребята меня раскритиковали. Закончилось тем, что у меня засело в голове: «Как это я так не могу?» Но у меня появилось любопытство. Меня это дело сильно зацепило, и я стал пропускать свои занятия и таскаться на Мишкины. В итоге я всю подготовку проходил на архитектурный факультет, а матери ничего не говорил. И чем больше я ходил, тем больше понимал, что экзамены не сдам.

 — А как же сдали экзамены?

 — Не знаю, что на меня нашло, но я очень захотел стать архитектором. Понял, что это мое. В итоге я самостоятельно принял это решение и перевел документы на кафедру архитектуры.

 — Неужели поступили с первого раза?
 — С первого раза. Отсев был мощный. За рисунок я получил четверку. Конечно, техникой я не владел, как человек, не окончивший художественную школу, но преподаватели увидели во мне потенциал. К тому времени большинство ребят, с которыми я поступал, отсеялись. И причиной стали низкие оценки по специальным дисциплинам: две трети не прошли экзамен по рисунку и черчению. Образование, которое нам дали на архитектурном факультете, было очень серьезным. Мы четыре года изучали академический рисунок, три года — живопись и два года — скульптуру. Впоследствии все это позволяло нам, выпускникам, работать и художниками, и скульпторами, и архитекторами.

 — Вы начали свою карьеру в учреждении, которое занималось реставрацией зданий?
 — Я учился хорошо, и у меня по проектированию всегда была пятерка. Моим педагогом был главный архитектор «Гражданпроекта» — третий в рейтинге молодых архитекторов Советского Союза. Мне повезло, что я учился у него. По окончании у меня балл был высокий, и когда я увидел списки, куда можно поехать по распределению с таким баллом, то был очень доволен. В частности, там были Томские научно-реставрационные проектные мастерские. Кроме всего прочего, мне, честно говоря, уже не хотелось жить у родителей. В итоге я и еще двое моих сокурсников уезжаем в Томск.

 — Чем этот период был для вас?
 — Когда я приехал туда, директором проектных мастерских был Анатолий Чернов, бывший заместитель генерального директора «Томскнефти» — это как у нас в Череповце «Северсталь». Очень опытный руководитель. И ставку он сделал на молодежь. Через год у нас стало шесть филиалов от Урала до Дальнего Востока, и четыре мастерские работали в самом Томске. Поскольку он сделал ставку на нас, то таскал нас везде. Обучались мы быстро, и через три года я стал главным по проектам, а через пять лет — начальником градостроительной мастерской. Это высокая должность, с которой и на пенсию уходили не все. Мы разрабатывали проекты исторических центров городов Томска, Минусинска, Омска, Енисейска и других сибирских городов. Это было очень интересно. Что дало это мне в будущем? Комплексное видение, историческое понимание, осознание эволюционности любого города. Я любой город вижу как больного на томографии. Мы занимались еще и новым строительством. По итогам этой работы я получил диплом первой степени на всероссийском конкурсе молодых архитекторов. Обогнал всех москвичей, это было удивительное для меня событие. Таких результатов даже я сам не ожидал. Я был очень энергичным и креативным. У нас все работало как часы. Если у меня есть какие-то административные навыки, что архитекторам не присуще и сложно, то это все благодаря работе с моим первым руководителем Анатолием Черновым. У него я получил большой опыт в плане административной деятельности. Потом я стал первым заместителем директора — главным архитектором института. Одновременно работал сторожем в школе, художником в магазине и калымил с друзьями. Мы лепили, рисовали, тогда же много было заказов. Когда мне было 35 лет, я ушел на вольные хлеба и открыл свою творческую мастерскую. И у меня все пошло и пошло, стал зарабатывать неплохие деньги.

 — В 1996 году вам предложили занять должность главного архитектора Томска. Какой опыт вынесли за время работы на этом посту?
 — Впервые мне предложили стать главным архитектором в 1991 году. Но меня пригласили на беседу. Я сказал, что должен подумать. К тому времени я был членом правления Союза архитекторов Томской области, я же возглавлял томскую организацию Союза архитекторов. Мне предлагают должность главного архитектора, я прихожу, а там сидят серьезные люди, которые опытнее меня в архитектурных вопросах. И у меня закралось сомнение… что-то не так… И я — отказался. А мне было зачем? Я был практик, самодостаточный, уверенный, зарабатывающий хорошие деньги. Да и были люди, на мой взгляд, более достойные. В общем, специалистов с хорошим авторитетом тогда просто заблокировали, им не стали предлагать должность. Потому что авторитетный архитектор — он принципиален, а власти нужен был молодой, которым можно управлять. В итоге такого «молодого» нашли, и тут нависла мгла над всем архитектурным корпусом. И я, глядя, как «новый архитектор» всем управляет, подумал: лучше бы согласился тогда…

 — Как получилось, что вы его заменили?
 — Прошли выборы мэра. А новая метла метет по-новому. Мэрия Томска стала проводить конкурс. По линии Союза архитекторов было сильно недовольство тем, как идет управление в сфере архитектуры. Меня начали выдвигать… С точки зрения материального положения я был совершенно не заинтересован. Я в то время зарабатывал так много, что за месяц мог купить себе машину. В итоге я возглавил управление чисто из идеологических соображений.

 — Сколько отработали в Томске начальником управления архитектуры?
 — Почти 11 лет. Мне повезло. Мне было работать легко, у меня был уже такой опыт, что я мог сделать замечание любому архитектору без зазрения совести. Я сплотил вокруг себя самых авторитетных архитекторов, и, естественно, это помогло мне формировать архитектурные решения, которые нужны были городу. Мне повезло, что у меня уже был достаточный опыт как у руководителя.

 — По какой причине вы поменяли Томск на Череповец?

 — Могу рассказать… Я, как ликвидатор последствий чернобыльской катастрофы, мог уйти на пенсию в 50 лет и, в принципе, собирался уходить. К тому времени я как-то устал. Я понимал, что мне уже все надоело. А дальше происходит следующая вещь: я сижу дома, упакованный, я знал, что в 50 лет ухожу на пенсию. (Это был 2007 год, а 50 исполнялось
в 2008-м.)

У меня есть все: дети растут, имущество есть, родители живы. Живу и живу. Все мои амбиции уже удовлетворены. Я уже почетный архитектор, председатель Союза архитекторов Томской области, член-корреспондент Академии архитектурного наследия, советник Российской академии архитектуры, у меня орден Мужества, медаль «За трудовую доблесть», выше которой в советское время был только орден, есть другие высокие награды. И я думал, как бы мне вернуться к творческой работе. Но решение я не принимал… И как-то, когда я был дома, мне звонят из Москвы и таким девичьим голосом молодого специалиста предлагают приехать работать в Череповец. Называют условия, я даже… растерялся (смеется), думал, что розыгрыш какой-то. Особенно смущал девичий голос. Посмотрел — телефон московский, ничего не понял, а потом и забыл о звонке.

 — Никак не могли понять, почему предлагают должность главного архитектора города, а звонят с «Северстали»?
 — Я ведь не понимал, что действующий мэр пришел с «Северстали». Назавтра опять звонят, эта же девушка. Я спрашиваю: «Девушка, вы кто?» — «Я менеджер из кадровой службы «Северстали». Я знал, что такое «Северсталь». Вот тогда я посмотрел по карте и нашел Череповец. И дальше происходит такая вещь. Я прошу девушку (все еще думая, что меня разыгрывают): «А можно мне какой-нибудь старший менеджер позвонит?» Мне звонит старший менеджер, и мы договариваемся, что я пришлю резюме. Олег Кувшинников, будучи мэром, решил здесь все обновить, и ему нужен был хороший специалист, но при этом не имеющий дружественных связей с городским бизнесом. И он обратился за помощью в кадровую службу московского офиса «Северстали», чтобы найти такого специалиста. И я скажу, они выбирали хороших кандидатов. Предлагали эту должность не только мне… В итоге я отсылаю резюме. Мне приходит вызов в Череповец. Но я еще не готов к переезду и еще ничего не решил для себя.
Меня разобрало любопытство, думаю, дай съезжу. Поселился в гостинице «Ленинград». Утром в мэрии встречаюсь с тогда еще мэром Олегом Кувшинниковым. Он говорит: «У меня один вопрос: почему приехал-то?» Я отвечаю: «Любопытство разобрало». А он: «Как понять — любопытство?» Ну рассказываю историю, начиная со звонка девушки. И теперь уже я его спрашиваю: «А вы что вдруг решили за тридевять земель главного архитектора искать? Здесь, что ли, нет?» «А вы знаете, это система «Северстали», — говорит Олег Кувшинников. — Когда нам нужен хороший специалист, мы не ограничиваемся в своих поисках территорией города». После разговора он предложил мне проехаться по Череповцу и заглянуть в управление архитектуры. Я проехался, посмотрел, город мне понравился.

Вечером встречаемся с Кувшинниковым, и он мне говорит: «Ну что, посмотрел? Какие выводы?» Объясняю: «У города есть хорошие перспективы, но много запущено. И нужно только две вещи: первое — прямая связь с архитектором, второе — ваша политическая воля». — «И это все?» — «Все. Остальное вторично».

 — Для вас предложение прозвучало вовремя?
 — И даже совпало. В первую очередь, это ситуация с моей работой. Я хотел уйти с должности главного архитектора Томска. К этому времени мой старший сын учился в Москве, и он, кстати, уговаривал меня переехать, чтобы быть поближе. А супруга и младший сын оставались в Томске. Я не был готов перетаскивать их в Череповец. Ведь я не знал, сложится здесь или нет. С супругой на то время отношения были прохладными, и поэтому я все-таки принял решение уехать один. Тогда я не знал, что уезжаю в другую жизнь.

 — Что вы имеете в виду?
 — Другая жизнь, потому что в Череповце я еще раз женился, и теперь у меня не двое детей, а пятеро: четыре сына и дочь.

 — Как вас так угораздило?
 — Когда переехал в Череповец, я некоторое время жил в квартире Михаила Сергеевича Ставровского, что на улице Красной. А так получилось, что в квартире напротив жила моя будущая жена.

 — Видимо, судьба вела вас в Череповец…
 — Думаю, да… Зовут мою супругу Ульяна. Она работает в центре гигиены и санэпидемиологии Череповца. Я очень благодарен судьбе, богу, что свел меня с этой женщиной.

 — А как первая жена?
 — У нее все хорошо. Она переехала в Москву и сейчас живет с нашим младшим сыном, Александром. Саше сейчас 25 лет, он окончил Российский университет дружбы народов и работает экономистом в Министерстве финансов РФ. Старшему, Сергею, 35 лет, он начальник департамента в ОАО «Российские железные дороги». Я со всеми вижусь, обо всех забочусь, ребята часто приезжают к нам в гости.

 — А младшие дети — какого возраста?
 — Во втором браке у меня трое детей: Тимур, Милана и Мирослав. Последние двойняшки, им по 10 месяцев. Я долго думал, когда решался на рождение самых младших. Я ведь не совсем безответственный человек и понимал, что здоровье и возможность зарабатывать уже не те. Но моя жена Ульяна все время говорила мне: «Саша, у нас все будет хорошо!» И настолько она была в этом уверена, что это передалось и мне. Я счастлив, стал по-другому жить, по-другому видеть этот мир и больше ценить то, что у меня есть.

Елена Боронина